– Я имею в виду ближе – в хорошем смысле слова. В смысле дружбы.
Анатолий не ответил – он боялся сказать что-то не то. И улыбаться не было смысла.
– В общем, так, – строго сказал Кузнецов. – Перед Новым годом у нас будет проводиться праздничное мероприятие. О его месте и времени проведения всех сотрудников известят приказом по фирме. Так вот, я очень надеюсь вас там увидеть. Уловили мысль?
– Да, – медленно произнес Анатолий и тут же нашелся, – спасибо за приглашение, Сергей Максимович.
– Вот и слава богу, – с явным облегчением вздохнул Кузнецов.
Двери лифта открылись, и замначальника отдела импорта выпорхнул в вестибюль, явно торопясь поскорее оставить за спиной странный разговор.
Анатолий вежливо подождал, пока шеф пройдет сквозь турникеты, и только потом пошел к выходу. Он чиркнул электронным пропуском по приемнику, шагнул в открывшуюся дверцу и еще успел увидеть, как Кузнецов садится за руль своего черного «BMW», припаркованного у входа в офисное здание. Анатолий отвернулся и пошел к метро. Сегодня он старался не думать о плохом. Утреннее воспоминание о сыне делало этот мир немного ярче.
Выйдя из метро недалеко от дома, Анатолий вдруг свернул в сторону дворов. Так можно было срезать дорогу и прийти домой на пару минут пораньше. Желание поскорее увидеть сына захватило Анатолия. Он должен был увидеть еще раз эту вспышку в глазах Кости, ему нужно было подтверждение, что утреннее происшествие – не случайность.
Анатолий впервые за последние месяцы торопился домой, петляя по темным переулкам и дворам, засыпанным снегом. Он был так близок к тому, что раньше называл счастьем, что боялся в это поверить. Он давно не испытывал этого чувства. Так давно, что даже забыл, каким оно было раньше. И все же сейчас, бредя под медленно падающими хлопьями снега, он знал – еще немного, и он вспомнит. Еще одно слово Костика, один осмысленный взгляд Марины – и все станет как раньше. Все будет хорошо.
Ему оставалось лишь перейти одну узенькую улочку, засыпанную снегом, когда пришла боль. Анатолий так долго ее не испытывал, что сначала даже не понял, что это такое. Щемящее чувство разлилось по груди, поднялось выше, к плечам. Анатолий замер в растерянности под потухшим фонарем и приложил руки к груди, пытаясь нащупать сквозь толстое пальто собственное тело. Боль поднялась выше, ударила в виски острой сталью, и лишь тогда Анатолий понял, что это такое.
– Нет, – прошептал он, чувствуя, как голова клонится на бок. – Нет!
Он взглянул на свои руки и увидел, как пальцы быстро удлиняются, врастая в плотную ткань пальто. Спину заломило, захотелось нагнуться вперед. Перед глазами поплыли темные круги, заслоняя пустой двор, занесенный снегом. Свет редких фонарей расплылся, стал едва заметен, словно их прикрыли черной тканью.
– Не надо, – прохрипел ослепший Анатолий, – умоляю… Не надо!
Но было поздно. Пальцы с отросшими ногтями в клочья порвали пальто, бледное заострившееся лицо повернулось к фонарю у подъезда, не видя его, но ощущая кожей свет. Бессмысленные остекленевшие глаза, затянутые белесой пеленой смотрели прямо перед собой. Но теперь глаза ему были не нужны.
Анатолий захрипел, вытянул руки и побрел в темноту – туда, где теплым огоньком тлела чья-то жизнь.
Вечер был мирным и тихим – как и два десятка предыдущих, которые Алексей провел одинаково: дома. В темноте за окном ярилась метель, и, казалось, близится полночь, хотя вечер только начался. Алексей сидел на теплом пледе, разложенном прямо на полу, и задумчиво осматривал диван, заваленный распечатками. Новый принтер – долгожданный гость в одинокой квартире и виновник метели на диване – стоял на журнальном столике, рядом с ноутбуком. Кобылин, пребывая в глубокой задумчивости, протянул руку и поворошил белые листы. Информация. Масса информации. Он уже не мог воспринимать ее с экрана монитора – болели глаза. И все же основную массу он просеивал за компьютером, отбирая для печати только самые интересные статьи, заметки, сообщения. Но и их оказывалось слишком много. Алексей тонул в этой бездне информации о мире, который лишь недавно открылся ему. Слухи, предположения, теории и откровенные выдумки смешивались в единую кучу, из которой Кобылин уже отчаялся извлечь жемчужные зерна. И все же он не оставлял своих попыток хоть как-то систематизировать полученные знания. Он уделял этому все свое время, свободное от тренировок. Этого времени было достаточно – благодаря деньгам, поступившим на счет Алексея от Двух Нулей. И все же его отчаянно не хватало, несмотря на то, что уже несколько недель Кобылин не был на дежурстве.
Бросив распечатку обратно на диван, охотник обхватил колени руками и с раздражением воззрился на ноутбук, медленно, но верно скачивающий видеофайл из Интернета – с очередным самым точным, потрясающим и умопомрачительным свидетельством существования потустороннего мира. Кобылин, которого этот мир уже не раз пробовал на зуб, в его существовании не сомневался. Но страстно желал знать – как, зачем, почему и когда его попробуют на зуб в следующий раз.
Следующий раз все откладывался. После операции в подземелье, когда Алексу удалось разобраться в конфликте с подземниками, никто из Двух Нулей ему не звонил. Алексей прекрасно понимал почему – едва он выбрался на поверхность, как у него состоялся весьма неприятный разговор с Вещим, главой конторы. Пока охотник дежурил внизу у тел погибших подростков, координатор операции Петр настроил Вещего Олега против Кобылина. И Алексу было очень трудно втолковать главе Двух Нулей все то, что он думал по поводу организации операции. Они поссорились. Хотя Олег и признал, что все действия охотника были правильными и привели к разрешению конфликта, но он так и не простил ему резкие оценки подготовки отряда и рукоприкладства. Его логику можно было понять – сначала охотник дает по морде координатору операции, а там уж до царственной физиономии начальника конторы рукой подать. Закончили они разговор на повышенных тонах и расстались весьма недовольные друг другом.
С того дня Кобылину никто не звонил. Он мог бы сам позвонить Григорию, знал его номер, но так и не сделал этого. Из чистого упрямства он не хотел признавать то, что охотнику надо всегда выполнять распоряжения руководства, пусть даже и самые глупые. Все внутри Алекса противилось этому. И он начинал понимать, почему подземник по имени Треш называл глупостью то, что охотники начали работать сообща. Каждый охотник должен был в доли секунды принимать решения, от которых зависела жизнь других людей, и следовать своему плану до конца, с полной отдачей и уверенностью. Иначе его ждало поражение, что было равносильно смертному приговору. И если охотник, чаще всего полагавшийся на свое чутье и интуицию, чувствовал, что можно было разрешить ситуацию по-иному, он выбирал свой вариант. Алекс судил об этом по себе и по тому немногому, что ему довелось увидеть на дежурствах за прошедшие месяцы. Фродо, Сэм, Гриша, Женя, даже близнецы охранники – все они полагались на себя и свое чутье, теперь Кобылин это понимал. И все же… Он все бы отдал за еще один звонок черного телефона.
Когда раздался пронзительный звон, Кобылин подпрыгнул, повалился набок и судорожно схватился за карман джинсов. Вытащив дрожащими от предвкушения пальцами черную коробочку телефона, он откинул крышку и с недоумением воззрился на темный экран. Пронзительный звук повторился, и только тогда Кобылин понял, что это звонят в дверь.
Он поднялся на ноги, медленно засунул телефон в карман и побрел в коридор. К нему никто не ходил в гости – так давно, что Кобылин уже забыл, какой противный голос у его дверного звонка. Даже сделав полный ремонт в квартире, он не сменил звонок. Просто забыл про него.
Открыв деревянную дверь, защищавшую от холодных сквозняков, Алексей воззрился на железную, что должна была защитить от шпаны. По идее.
– Кто? – резко спросил он.
– Откройте, милиция! – донеслось из-за двери.
Кобылин с сомнением взглянул на дверной глазок. Очень некстати вспомнилось первое знакомство с охотниками Двух Нулей – Фродо и Сэмом. Надо бы взглянуть, что там за милиция, но…