– Нет, – отрезал Павел Ильич. – И ты прекрасно знаешь, что прикрываю их не я. Это не моя… область.

– Перестань, – бросил бритоголовый. – С твоими связями… Тебе нужно лишь поговорить с тем, чья эта область, и все.

– Саша, – мягко перебил его хозяин кабинета. – Ты не понимаешь. Здесь у нас не стая. Это целое гнездо стай. Ты мыслишь слишком просто и прямолинейно. Здесь так дела не делаются. Время приказов и разговоров за бутылкой прошло. Теперь все решает выгода.

– Тебе нужно денег? – вскинулся бритоголовый. – Сколько?

– Болван, – покачал головой Павел, взглянув на посетителя с заметным сожалением. – Как был головорезом, так и останешься. Деньги – прах. Я не могу сунуть взятку кому-то из них. Это гибкая система. Она колеблется, как весы: сегодня выгоден один союз, завтра другой. Это игра, у которой правила меняются на ходу. Это система сдержек и противовесов. Одно грубое движение, и все рассыплется. Деньги – это очень грубо. Это даже хуже выстрела в затылок.

– Тогда, может, выстрелить? – бритоголовый хмыкнул, с удовольствием наблюдая за брезгливой гримасой собеседника.

– Твои шутки все так же несмешны, – сказал тот. – Перестань паясничать.

– А что делать? – спросил Александр. – Что делать, Паша? Это начало войны.

– Которую начал ты, – с укоризной бросил хозяин кабинета. – И твоя стая.

– Нет, – вскинулся бритоголовой. – Не мы. Все начал безумный проныра Вещий, сколотивший банду из отморозков и вооруживший ее. И ты знаешь, до чего он дошел.

– Да, – неохотно признал Павел. – История с образцами… Это уже чересчур.

– Вот до чего довели ваши противовесы, – бросил Александр. – Мы должны ответить. Как раньше.

– Нам не нужна война, – отозвался Павел. – Никому из нас. Никому из них. Даже тебе не нужна. Хотя в этом я не так твердо уверен.

– Не нужна, – весело подтвердил бритоголовый, хотя его ухмылка утверждала обратное. – И я прекращу эту войну.

– Развязав новую, – с неудовольствием отметил Павел.

– Просто не мешай, – бросил Александр.

– Я не мешаю, – толстяк пожал плечами. – Я – нет.

– Мешают другие, – зарычал бритоголовый. – Поддержка. Финансирование. Крыша. Ты должен поговорить с другими.

– Нет, – отрезал хозяин кабинета. – Никто ни с кем говорить не будет. Это непопулярная тема. Вещий… Наделал много шума в последнее время. Им многие недовольны. И тобой тоже, хотя о твоем существовании знают далеко не все.

– А что я? – бритоголовый пожал плечами. – Постой…

– Я подчеркиваю, – с нажимом повторил Павел. – Ни с кем я говорить не буду. Эта тема вообще не обсуждается, она себя исчерпала. К этой проблеме теряют интерес.

– Значит, – осторожно проговорил бритоголовый, – к Вещему теперь не приедет на помощь отряд в погонах, увешанный оружием?

– Этого никогда не планировалось, – сухо отозвался Павел. – Не приезжал и раньше, не приедет и теперь. И к тебе тоже.

– Понятно, – бритоголовый выпрямился и забарабанил пальцами по столу.

Отросшие ногти глухо стучали по зеленому сукну, оставляя на нем глубокие отметины. Александр не отводил взгляда от круглого лица хозяина кабинета, сохранявшего полную невозмутимость.

– Значит, образцы, – с нажимом повторил бритоголовый. – Это уже край?

– Дальше просто некуда, – развел руками Павел. – Их нельзя выпускать из наших… лап. И когда ты обещал их вернуть, ты, как мне помнится, был уверен, что это дело пары дней.

– Все не так просто, – отрезал Александр. – Было. Но теперь… один на один, верно? Без резервов за спиной, без прикрытия, без официальной помощи.

– Официальной помощи никогда не было, – Павел Ильич нахмурился. – Все это миф. Выдумки. Не существует никакого Вещего. И отряда охотников на нечисть. Кто в здравом уме поверит в такое?

– Ха! – резко выдохнул бритоголовый и резко поднялся с испуганно взвывшего стула.

– Тише, – буркнул хозяин кабинета. – Не порти мебель.

– Спасибо, Павел Ильич, уважил, – злобно и весело щерясь, бритоголовый прижал руку к груди.

– Ступай, Саша, – раздраженно выдохнул Павел. – Ничем тебе помочь не могу. И разговаривать ни с кем не буду. Да и не с кем.

Александр подмигнул собеседнику, развернулся и широким шагом устремился к двери. Паркет скрипел под его тяжелыми сапогами, а стол по привычке хранил многозначительное молчание до тех пор, пока посетитель не вышел, хлопнув дверью. И лишь тогда стол позволил себе издать тихий осуждающий скрип.

– Сукин сын, – бросил столу Павел Ильич, промокая носовым платком внезапно вспотевший лоб. – Весь в мамашу, псина лохматая. А уж та такой сукой была…

Пряча платок в карман кителя, Павел обернулся к двери и внезапно оскалился вслед ушедшему посетителю, показав острые мелкие зубы.

– Ладно, – прошептал он. – Что сделано, то сделано.

Стол, шокированный оскалом владельца, благоразумно промолчал.

– Дурак ты, Кобылин, – печально сказал Григорий, укоризненно глядя на Алексея поверх кружки пива, уже поднесенной к провалу в разлохмаченной бороде.

– Знаю, – уныло признался Алекс, нервно двигая свою кружку по деревянной столешнице.

Григорий жадно припал к пиву, и белая пена осела на его бороде жирными хлопьями, неприятно напоминавшим шампунь. Кобылин отвел глаза, окинул взглядом темный зал ресторана, в котором Борода назначил встречу бывшему напарнику. Подвальное помещение, низкие потолки, под которыми застыли вечные клубы сигаретного дыма. Темно. Лишь от стойки, за которой застыла барменша, исходит яркий свет. Из темноты доносится бульканье, кашель, звон посуды. Слава богу, ничего не видно – темно, да и столы отделены друг от друга высокими деревянными стенками, образуя приватные кабинетики, пропахшие кислым пивом и перегаром. Да и барменша – одно название. Толстая баба лет сорока, типичная «бабаманя» из школьной столовки. Смотрит хмуро, неприветливо, словно намекая – вас тут много, а я одна, пошли прочь, ироды, не мешайте работать. Кобылин поморщился. Не ресторан – кабак, самый натуральный. Но кто же знал?

Когда Гриша позвонил наконец на домашний номер и предложил встретиться, Алексей с радостью согласился. Встреча с другом, которому можно высказать все, что накипело в душе, – этого Алексею не хватало больше всего. Оказалось, что за время работы в конторе он отвык жить один. Ему была нужна хоть одна живая душа, с которой можно было поговорить. Откровенно. О таких делах, о каких не расскажешь случайному знакомому. И вот Борода явился в назначенное время. Прихромал к столику, бедняга, поднявшись с постели ради одного молодого и глупого охотника. Прямо скажем – дурака.

– Просто слов нет, – выдохнул Борода, хлопая опустошенной в один глоток кружкой о столешницу. – Это же надо такое учинить – спалить общежитие!

– Да это не я, – обиженно вскинулся Кобылин.

– Знаю, – отрезал Григорий, шумно отдуваясь, – слышал. Все равно – дурак. Как ты уцелел, не понимаю. Герой, твою мать. Дуня Маклаудов. По всем раскладам ты должен был сдохнуть уже раз сто.

– Просто повезло, – отмахнулся Кобылин.

– Ты бы поберегся, Леша, – посоветовал Григорий. – Пруха – штука опасная. Сейчас везет, а потом разом как навалится… Зря ты в это дело полез, ой зря.

– А что делать было? – зло бросил Кобылин. – Всем же насрать было, так? Бегали по городу, покойников несчастных кромсали, а толку – ноль. Вернее два. Ноля.

– Ты это брось, – отозвался Борода. – Жизней мы спасли много. И в этом толк есть.

– А Олег что делал? Его бы послушал, так сейчас бы все и гонялись за мертвяками до сих пор!

– Да вышли бы мы на твоего некромансера, – нахмурился Борода. – Может, чуть позже, но вышли бы.

– Чего ж раньше об этом не подумали? – отозвался Алексей. – Дело-то плевое, все на поверхности лежало. Лишь чуть надо было мозгами пошевелить. Даже мне это удалось. А всю контору на это дело натравить – так за полчаса все выяснили бы.

– Если бы да кабы – то росли б во рту грибы, – буркнул Борода. – Чего теперь гадать.